У язычества нет одного "ответа" на "вызов" глобализации, но есть два: первый связан с радикальным антиглобализмом и, как правило, национал-социализмом и фашизмом, второй — с радикальным глобал-оптимизмом и, зачастую, радикальным демократизмом и либерализмом

Сохранение и развитие языческих религий в современном мире — одно из парадоксальных проявлений глобализации. Для всякого язычеcтва одной из центральных категорий религиозной жизни является категория "рода". Иными словами, в рамках языческого мировоззрения человек рассматривается как представитель определенной популяции живых существ, "рода", все его мысли и поступки должны определяться его связями с "братьями по роду", и с окружающим "природным", — то есть, географическим, климатическим и проч. — контекстом. Традиционно языческие религии ограничивают себя рамками того или иного этноса (народа, нации), который они понимают как некую "надродовую" структуру. Общественным мнением предполагается, что в целом вследствие глобализации в современной культуре нивелируется значение родового и этнического фактора, и, соответственно, родовые и этнические религии обречены в будущем на вымирание. Однако существование и развитие языческих религиозных движений практически во всех странах мира свидетельствует о том, что ситуация как минимум неоднозначна.

Ниже я попытаюсь показать, что языческое мировоззрение, а вместе с ним — и категория "рода" в религии, отнюдь не исчезают в связи с глобализацией. Более того, глобализационные процессы только подстегивают развитие язычества. Причем это развитие интересно тем, что оно достигается самыми разными, подчас противоположными способами: порой язычники противостоят глобализации, порой — довольно активно к ней приспасабливаются.

Основной тезис моего доклада следующий: особенность реакции языческих религий на глобализационные процессы в том, что они почти всегда выбирают "крайнее" решение. Отсюда можно сказать, что у язычества нет одного "ответа" на "вызов" глобализации, но есть два: первый связан с радикальным антиглобализмом и, как правило, национал-социализмом и фашизмом, второй — с радикальным глобал-оптимизмом и, зачастую, радикальным демократизмом и либерализмом.

Способность современного язычества к столь разнородным проявлениям, по-видимому, связана и с фундаментальными особенностями этой религии. Одним из ключевых понятий, на которых основывается языческая религия, является понятие "традиции". Под "традицией" в язычестве понимается набор установок, помогающий человеку жить в гармонии с окружающим миром. "Традиция" не тождественна "культуре" в европейском понимании этого слова. Для языческой "традиции" важна такая черта как ее "невыявленность", "неявность". В языческой картине мира "традиция" всегда отнесена к сфере "становления", "незавершенности". Язычников всех видов объединяет представление о том, что по сути своей "традиция" предвечна, однако единого мнения о том, как следует относиться к ее историческим формам, в язычестве нет. Таким образом, "традиция" может осмысливаться в равной степени в реставрационном и в инновационном духе. Можно направлять все усилия на то, чтобы в мельчайших деталях сохранить традиционный уклад жизни, традиционный быт, традиционную мораль, а можно — на то, чтобы тот жизненный уклад и та мораль, которых язычник придерживается, соответствовали той самой предвечной "Традиции", и постоянно обновлять их, если потребуется. Отсюда и разные направления среди язычников: с одной стороны, реконструкторы старины и те, кого интеллектуалы-язычники называют "ряжеными", с другой — современные язычники-новаторы, сознательно создающие новые религии и новые идеологии. В условиях отсутствия какого бы то ни было понятия "ортодоксии" языческий религиозный мир в равной степени поощряет и то, и другое.

Соотношение этих двух "полюсов" в современном язычестве неоднозначно: первый, радикально-националистический, вариант является более традиционным, в определенном смысле более "отработанным", второй, либеральный, — более "новым", соответственно, менее устоявшимся. Первый идеологически восходит к провозвестникам "европейской консервативной революции" 1920-х — 30-х годов, второй в большей степени связан с "контркультурным бумом" 60-х годов прошлого века. Первый на сегодняшний день является скорее отступающим, теряющим позиции в языческом мире, второй скорее набирает силу, хотя об однозначном перевесе говорить не приходится.

Если говорить о евразийском пространстве, то в этом отношении для каждого региона характерен свой "портрет" язычества. Западная Европа и Япония фактически уже сделали отчетливый выбор в пользу "либерального" варианта, Северная Европа (Скандинавия) довольно близко к нему подошла, Центральная и Восточная Европа (то есть, главным образом, страны бывшего "соцлагеря"), и вообще Россия (с азиатской частью) находятся в состоянии активного поиска своего пути, но радикально-националистическая тенденция пока что преобладает.

Кроме того, не только языческий мир каждой страны, но и каждое отдельно взятое языческое течение сочетает в себе группы, тяготеющие к этим различным полюсам. В этом особенность языческих религий вообще: "монолитных" течений в язычестве практически нет, оно всегда многообразно. Можно выделить лишь условные предпочтения. Так, в "авангарде" либерального язычества сегодня находятся японское синто, такие западноевропейские течения как друидизм, викканство, а также североевропейская религия асатру. В этих движениях доминируют либеральные тенденции, в целом им свойственна наибольшая толерантность в вопросах религии. На противоположном полюсе выделяются главным образом славянские языческие группы Восточной Европы (а именно, многочисленные кружки украинской "ридны виры" и их российские единомышленники, например, из "Союза Венедов", или "Церкви Нави" Ильи Лазаренко, с их по сути фашизоидным антисемитизмом), а также языческие общины других стран бывшего СССР (например, движение "Эуцюн" среди армян, некоторые прибалтийские язычники — наподобие латышской "Сидабрене", а также тенгрианские кружки среди тюркских народов (татар, башкир, киргизов)). Но, повторюсь, важно учитывать, что и друидисты, и виккане, и одинисты, и славяне, и армянские солнцепоклонники, и вся прибалтийская "диевтуриба", и тенгрианцы сегодня спорят не только друг с другом, но и с ближайшими соратниками по вере. Почти во всех движениях есть и либерально— и фашистки— мыслящие деятели. Например, несмотря на общую толерантность скандинавского язычества, многие скандинавские, английские и американские группы поклонников Одина и члены Обществ Асатру ("поклонников германских богов") поддерживают тесные отношения с "Орденом Арманов" и ТОЕПСПР ("Трудовое общество европейского племенного союза [поклонников] природных религий"), которые считаются самыми активными языческими организациями нацистской ориентации в современной Германии.

Описать портрет конкретной языческой группы сложно и потому, что для современного язычника вообще характерны частая перемена личной позиции и частый переход из крайности в крайность. На разных уровнях современного языческого сознания очевиден этот разлом между либерализмом и авторитаризмом, между предельной свободой и предельным закрепощением, эта необходимость радикального выбора. В каких-то случаях выбор уже практически сделан, в каких-то — до него еще очень далеко. Второй тезис моего доклада — в том, что, на мой взгляд, язычество в целом сегодня все более тяготеет к своему "либеральному" полюсу, и все больше движений выбирают тот или иной либеральный, "глобалистский" по сути, путь развития.

Победа таких тенденций также может быть объяснена исходя из сущности самой языческой веры. Важная черта язычества — это пантеизм, обожествление всего мира, то есть, всех его проявлений. Нередко современные язычники, противопоставляя себя христианам, говорят, что в отличие от последних, они признают все составляющие мира, включая даже "темные" и условно говоря, "злые" его стороны (ибо понятие "зла" допускают не все язычники). Для язычества характерно непротивление естественному порядку вещей, и если глобализация все более осмысливается человечеством как неизбежность, то язычники с ней свыкаются, принимают ее таковой, какая она есть, и "славят" ее как одно из проявлений жизни "Рода".

Далее, для язычества очень важны принципы "единения" и "гармонии", в том числе, и в сфере общественных отношений. Славяне-язычники используют также понятие "Лада", который, по их мнению, должен присутствовать в здоровом обществе и в здоровой экономике. Эти идеи довольно трудно примирить с радикальным антиглобализмом в эпоху объективного формирования единого экономического пространства, когда капиталистический путь развития так или иначе уже выбран большинством стран и противостоять ему — значить вставать на путь конфликтов и войн.

Глобальная трансформация уже сегодня происходит в "фундаменте" мирового язычества. В первую очередь это касается самого понятия "рода", обязательного для языческой религии. "Род" в современном язычестве, безусловно, уже не является "родом" в архаичном смысле слова: это не сообщество кровных родственников, но гораздо более размытая категория. Здесь в большей степени побеждает "либеральный" вариант. Так, если европейские язычники начала XX века (и их отдельные последователи 70-х — 90-х годов в бывших соцстранах) нередко предлагали в качестве "рода" рассматривать так называмую "расу", то есть, часть человечества с определенными биологическими признаками, то современное язычество от этого "принципа крови" практически отошло. В его понимании, как правило, "род" — это либо община "верных", то есть, сохранивших преданность "вере предков" (а фактически — признающих ту или иную современную неоязыческую доктрину) людей, либо весь этнос, но не в "биологизированном", "расовом", а в социологическом понимании (то есть, "народ", либо "нация"), с позицией которого та или иная языческая община отождествляет свои взгляды.

Отсюда, к слову, важная особенность современного язычества: доступ в языческие общины оказывается теперь предельно свободным, открытым — достаточно признать себя членом той или иной нации или засвидетельствовать свою верность тем богам, которых почитают в общине. Фактическое кровное родство роли не играет: сегодня русский человек без всяких проблем может посвятиться в "одинисты" (то есть, скандинавскую общину, в религию асатру[1]), пройти обряд посвящения в друидистском сообществе и стать таким образом "кельтом" по вере, или же изучить приемы африканской магии и стать последователем религии Вуду. При этом большинство общин в настоящее время уже не проверяет "новичка" на "этническую чистоту" (в этом смысле, опять-таки, расовые построения, характерные для неоязыческих идеологов начала XX века, постепенно становятся маргинальным явлением для современного языческого мира). Главное — это самоопределение человека, его личный выбор.

Вместо этнических, расовых и прочих, казавшихся прежде "объективными", критериев "верного" человека язычники все более предпочитают критерии "субъективные", морально-нравственного порядка. Отсюда многочисленные списки "заповедей", которые сегодня имеются во многих общинах[2], отсюда и рассуждения многих неоязыческих лидеров об особом характере "народной" веры — ее терпимости, нацеленности на порядочность в отношениях между людьми, на гармонию человека с природой. Это становится характерным даже для самых "репрессивных" в прошлом общин, например, для значительной части украинских "ридновирцев". Так, по высказываниям известной украинской язычницы Галины Лозко, именно "ридна вира" придала украинскому национальному характеру такие черты, как жизнерадостность, свободолюбие, ненависть к любым формам угнетения и отсутствие стремления к захватническим войнам[3].

Лишь немногие язычники сегодня состоят в "родовых" общинах, проживающих в одном месте, ведущих совместное хозяйство и совместно воспитывающих детей (хотя есть и такие редкие случаи — например, знаменитый язычник Доброслав, уехавший из города и создавший в деревне Весенево Шебалинского района Кировской области настоящий родовой поселок). "Род" вообще в ряде случаев превращается в некую условность в мировоззрении язычника. Современность даже породила категорию язычников-"одиночек", не принадлежащих ни к каким родовым общинам. Например, известный язычник— москвич Лютобор: он определяет себя как язычник с 1989 года, но ни в одной общине с тех пор не состоял и ныне не участвует ни в одном объединении.

Вследствие глобализационных процессов многие язычники отказываются от идеи построения родовых общин и в будущем. Волхв Всеслав Святозар (община “Купала”) интересно рассуждает об этом на Изведнике Русского Язычества в Интернете: "В прежнем смысле родовая община невозможна: людей слишком много, они "хуже качеством" и мир существенно иной. Но принцип "соборности" (Соловьева) и "всемирности" (Достоевского) — это идеи как раз наши, из русской древности. Все так и будет: станет новая община — единое человечество". Ярослав Добролюбов, в данном случае представляющий Круг Бера”, полагает, что будущие языческие общины совершенно не обязаны быть похожими на древние: "В условиях мегаполиса запросто возможно существование каких угодно общин с разным внутренним устройством и рядом", — пишет он. Интересны и высказывания других язычников с того же Изведника. Велеслав, община “Родолюбие”: "В древности Родовая Община объединяла, прежде всего, сородичей, проживающих в непосредственной близи друг от друга и ведущих единое Общинное хозяйство. В наше время Родноверческие Общины строятся, зачастую, на других началах. Во-первых, в состав Общины входят не одни лишь близкие сородичи. Во-вторых, не все они проживают в непосредственной близости друг от друга (ибо современный город, даже далеко не самый крупный, простирает свои границы намного дальше любого древнего поселения, городища или деревни). А в-третьих, современный Мир диктует нам иные способы ведения хозяйства, зачастую весьма и весьма далёкие от древних. Современные Общины объединяют своих членов скорее на почве общности их мировоззрения, нежели по принципу их совместного проживания (хотя есть, конечно, и исключения)". Доброслава, "Рязанская Славянская Языческая Община", предлагает похожий вариант: "Если исторические общины основывались на совместном производственном процессе — современные, на мой взгляд, будут основываться на идеях духовного единства и совместного воспитания детей, физического и духовного совершенствования самих себя, решения задач физического и духовного выживания".

Любопытно, что большинство современных язычников в мире осознают, что их вера если и наследует вере предков, то лишь отчасти. Не секрет, что уже сегодня во многих регионах Евразии большинство языческих общин составляет так называемая городская интеллигенция, — люди, как правило, оторванные от какой бы то ни было исторической религиозной традиции. Отсюда и то, как они определяют ценность своей деятельности. Акцент ставится уже не столько на восстановлении или возрождении некоей утраченной веры предков, не на консервации каких-то религиозных устоев, сколько на определении истинного духовного пути для современников и, даже в большей степени, для своих потомков, на творческом конструировании по сути новой религии[4]. Этот духовный путь иногда обозначается европейскими язычниками термином "археофутуризм". Неудивительно, что такая идеология распространяется преимущественно из Западной Европы, где христианизация культуры является безусловно самой глубокой на территории Евразии и, соответственно, этнические верования в наименьшей степени практикуются народом. Характерно это и для России, где культура в результате истории предыдущих веков оказалась одной из самых секуляризованных в мире, общество в целом является безрелигиозным, а, в частности, языческие традиции сохранились только на уровне быта, но не на уровне мышления.

С подобными явлениями мы сталкиваемся, к слову, и в современном буддизме. В буддизме сегодня растет напряжение между "этническими буддистами" и "неофитами", между буддистами "урожденными" и "новообращенными"[5]. Если в традиционных "этнических", главным образом, восточных, сангхах поддерживается столь важная для буддизма преемственность от учителя к ученику, то среди "необуддистов" на Западе она слаба или отсутствует. Отсюда первые порой не признают вторых "полноценными" буддистами, считая их веру чистой реконструкцией.

Приблизительно то же и в современном язычестве. В нем также присутствуют два мира, как правило, конфликтующих между собой — мир тех, кто поддерживает веру своих непосредственных предков, кто унаследовал языческое мировоззрение и знания об обрядах через традиционное семейное воспитание, и тех, кто добровольно и сознательно пришел в языческую общину из христианской, мусульманской, или, что еще чаще, вовсе нерелигиозной семьи. Условно это можно описать как разделение на "патриархальное сельское" и "городское неофитское" ("интеллигентское") движения. В язычестве эти два движения в последнее время не столь борются друг с другом, сколь объективно друг друга усиливают.

В регионах сохранения "патриархального" язычества собственно "народное" языческое движение, как правило, хотя и конфликтует с "интеллигентским", но все же находится в весьма сильной от него зависимости. Лишь в немногих случаях, как, в частности, в Удмуртии, интеллигентам-язычникам удается объединиться с непосредственными носителями традиции — потомственными картами, шаманами, жрецами или волхвами в одну организацию[6]. В остальных случаях интеллигенты-реконструкторы, как правило, находятся под постоянной критикой со стороны большинства "шаманистов по рождению" (например, регулярное разоблачение "шаманов-самозванцев" — неотъемлемый элемент современной религиозной жизни в республике Горный Алтай). Тем не менее, интеллигенты дают потомственным жрецам приток новых последователей и то общественное признание, которого сама патриархальная среда уже не может им гарантировать.

Дело в том, что даже в тех регионах Евразии, где присутствуют в большом количестве "традиционные верующие" из числа язычников, родовые структуры и, соответственно, система родвых верований, в течение XX века если не были уничтожены, то, в любом случае, сильно пострадали. В результате и между самими "традиционными" язычниками также происходят частые столкновения на культовой почве. В частности, периодически в разных регионах случаются попытки со стороны какого-либо родового лидера или отдельной семьи превратить местные культы духов в общенациональные[7]. Родовой строй уже не в состоянии урегулировать подобные конфликты, и здесь приходит на помощь "ученое" язычество, которое при помощи научных и идеологических построений доказывает "легитимность" или "историческую обоснованность" того или иного культа или правила.

Подобный механизм действует и в случае с социально-политическими взглядами современных язычников. Их также в последнее время все чаще определяют язычники-"интеллигенты". С одной стороны, из попытки удержать уже уходящее состояние культуры проистекает выраженный антимодернизаторский, антиглобалистский (в смысле противостояния американскому варианту глобализации, который в основном реализуется сегодня) настрой большинства языческих течений. Однако многие традиционные языческие идеалы, сложившиеся еще в начале XX века — патриархальное, закрытое общество, государство-нация, традиционная этническая религия в качестве государственной и единственной — сегодня уже не столь актуальны в большинстве языческих групп. Современное язычество порождает не только критику модернизации и глобализации — оно формулирует массу вариантов выхода из сложившейся ситуации, в том числе свой "образ" глобализации. Это "антиамериканские", но глобалистские по сути, проекты будущего, в которых отрицается преимущество определенного этноса и определенной этнической веры перед другими, а само язычество приобретает характер "глобальной", а не национальной, религии.

Соответственно меняется и политическая ориентация язычества. Известно, например, что в Европе XX века язычество шло бок о бок с радикальными политическими течениями, с так называемыми "новыми правыми". И по сей день общие идеи всех европейских "новых правых" — традиционализм, антиамериканизм, лозунг “Европа отечеств”, негативное отношение к иммиграции, сохранение национальной идентичности, интегральный европейский национализм, неприятие Европейского Сообщества и т. д. — нередко приходят в сочетание не только с католическим традиционализмом, но и с языческой религиозностью. Язычество новых правых всегда было было тесно связано с идеями консервативной революции немецких мыслителей 20-30-х годов ХХ века. Оно, как правило, было агрессивно, националистично и подразумевало острую неприязнь ко всем формам христианской культуры.

Однако и здесь сегодня имеются выраженные тенденции, говорящие о смягчении националистических нот. Так, на сегодняшний день основным "мозговым центром" европейского правого движения является организация “Европейские Синергии” (Synergies Europeennes), созданная в 1993 году в Тулузе (Франция) на основе знаменитой на рубеже 1970-х — 80-х ГРЕСЕ — Группы по исследованию и изучению европейской цивилизации[8]. "Европейские синергии" — это активная антиглобалистская организация. На страницах “НЕС” регулярно печатаются ведущий геополитик “Европейской Синергии” Луи Сорель, а также Люсьен Фавр, Жан Парвулеску и др. Безусловно, антиамериканизм остается одной из основных идеологических установок этой организации”[9]. В то же время, "Европейские синергии" — это новое для европейского язычества явление. Их представители склоняют все современное сообщество "новых правых" к пересмотру своего отношения к представителям иных народов и иных вер, в частности, к пересмотру позиции по христианскому вопросу. Так, затрагивая вопрос о таком важном элементе идеологии “новых правых” как язычество, Жильбер Сенсир в № 11 “НЕС” (июнь 1995) говорит, что одной из главных целей “Синергии” является защита античного наследия и поддержания дохристианских корней общеевропейской цивилизации; однако, осознавая это, важно, во-первых, не допускать “карнавального” язычества, то есть, соблюдения внешних атрибутов языческой веры во что бы то ни стало, а, во-вторых, с учетом сохранения в христианстве языческих элементов, нельзя занимать по отношению к христианству позицию полного отвержения. Иными словами, в данном случае христианство уже фактически приглашено язычниками к диалогу. Любопытно, что в ноябре 1997 на совместной конференции германского филиала “Синергии” и Общества немецко-европейских исследований (ДЕГС) было решено даже отказаться от термина “новые правые" и заменить его термином “Европейское синергетическое движение”. Р. Стойкерс, объясняя термин “синергия”, говорит, что на языке теологов “синергия” наблюдается тогда, когда силы разного происхождения и природы вступают в соперничество или соединяют свои усилия чтобы достичь цели; синергия же означает способности системы к самоорганизации, самоупорядочиванию, стабилизации.

Трудно пока сказать, насколько в будущем "Синергии" будут определять политическую идеологию мирового язычества, а также российского. Очень сложно говорить о каких бы то ни было статистических данных в случае с языческими религиями, в особенности что касается не количества самих объединений, но количества людей, разделяющих ту или иную доктрину. Один из вариантов статистики для России был предложен, например, В. Сторчаком:

либералы — западники — 9-10% (из них сторонников свободного рынка и скорейшего сближения с Западом на его условиях — 3-5%);
национал-возрожденцы — 25-30% (из них сторонников идеи национальной уникальности — 6-7%, национал-реформистов — 15-18%, национал-традиционалистов — 8-9%);
социал-традиционалисты — 20-22% (из них сторонников планового социалистического хозяйства — 15-17%);
центристов, в основном тяготеющих к умеренному крылу национал-возрожденцев — 15-17%[10].
Автор разумно допускает колебание всех цифр на несколько единиц в обе стороны, но, впрочем, и при данном условии статистика более чем приблизительна, и навряд-ли возможно выделить сколь-нибудь устойчивые в этих вопросах группы языческого сообщества. Ниже я подробнее остановлюсь на таком качестве язычества, как его "автономность" в отношении как государства, так и гражданского мира в целом, вследствие чего язычники неохотно выпускают "в свет" информацию о себе.

Во многом в силу именно этого обстоятельства современное русское язычество ассоциируется у большинства обывателей с организациями и изданиями "экстремистского", то есть, радикально-националистического плана. Это по сути общественно-политические течения, мало занимающиеся как таковой религиозной практикой язычества –— петербургский Союз венедов (газета "Ярь"), московская группировка Виктора Корчагина (газета "Русские ведомости"), журнал "Атеней", газета "Славянин" и др. Квинтэссенция их идей — это такие книги, как "Удар русских богов" Владимира Истархова и "Преодоление христианства" Владимира Авдеева. Яркий пример оригинального петербургского "политического" язычества с радикальными националистическими и антиглобалистскими идеями — группа под названием "Внутренний Предиктор СССР"[11] ("СССР" расшифровывается как "Соборная Социально-Справедливая Россия"), ныне заметный и в Москве (а созданное на базе Предиктора общественное движение "К Богодержавию" зарегистрировано более чем в 70-ти городах России). Оригинальность "Предиктора" — в идее языкового избранничества русского народа. По их мнению, только русский язык является выражением изначальной ведической мудрости и некогда существовавшей так называемой "Всеясветной грамоты"; главное злодеяние еврейства и "мировой закулисы" для "Предиктора" — именно в искажении этого языка и превращении его в современный русский язык, благодаря чему ими осуществляется скрытое воздействие на подсознание русского народа. Идеологи "Предиктора" обожествляют выдающихся представителей русской литературы, например, А. С. Пушкина[12]. Программное сочинение "Предиктора" — "КОБР" ("Концепция общественной безопасности России") подчеркивает необходимость скорейшего радикального разрыва с современной западной экономикой, основанной на "грабительском ростовщическом проценте".

Среди подобных перечисленным условных "язычников" есть даже те, которые, при всей резкости их антихристианства, с равным успехом пропагандируют как славянское язычество, так и "русское православие". Яркий пример — издаваемая Народно-Национальной Партией (Александр Иванов-Сухаревский) газета "Я — русский": в одном номере мы видим и языческую агитацию, и "ультраправославную" статью Л. Д. Симоновича (Союз Православных Хоругвеносцев). То же характерно для структур, близких к ОПД "Русское действие" (руководитель — Константин Касимовский, бывший главный редактор газеты "Штурмовик", осужденный за разжигание межнациональной розни). Выходящие при поддержке "Русского действия" издания "Царский опричник" и "Русский Партизан" ("Опричное братство преп. Иосифа Волоцкого") пропагандируют так называемое "радикальное православие", совмещенное с апологией свастики как христианского символа. Близкие к "Русскому действию" журнал "Наследие предков" и газета "Эра России" также порой совмещают "православность" и "язычество" (показательна, в частности, публикация одним из постоянных авторов "Наследия предков", членом "Русского действия" А. Елисеевым статьи "Христианство и язычество", где в "научной" форме доказывается их несомненное, по мнению автора, сходство).

Конечно, нельзя отрицать, что агрессивный национализм и даже расизм свойственны в России не только политическим группам, спекулирующим на языческой фразеологии, но и многим собственно языческим общинам. Примеров очень много в самой Москве — это и одна из старейших Московская Славянская Языческая Община (глава — Млад (Сергей Игнатьев), и Церковь Нави (руководители — Илья Лазаренко и Руслан Воронцов), она же Церковь Белой Расы. Та же агрессивность характерна для религиозных объединений, так или иначе выделившихся из Союза Венедов после смерти Виктора Безверхого — Союза Венедов Псковщины во главе с Георгием Павловым или петербургской радарской школы "Шаг Волка" во главе с Владимиром Голяковым. В то же время, в отличие от 1990-х годов, нельзя назвать эти общины подлинным "лицом" российского язычества (хотя бы в численном отношении: всех "венедов", например, — около 50-ти человек).

Современная Россия в отношении языческой культуры гораздо более включена в общемировые процессы, нежели это было десять лет назад и, по-видимому, представляется из большинства сообщений прессы, по инерции пишущей о российском язычестве как об исключительно общественно-опасном явлении. Во многом это достигается путем международных контактов, симпозиумов, конференций. Так, знаменитый московский язычник-"скандинав" — Антон Платов, глава издания "Мифы и магия индоевропейцев", поддерживает связи московских "славян" с североевропейским языческим миром. Часть петербуржцев во главе со "славянином" Станиславом Чернышевым, а также калужские язычники из Союза Славянских Общин Вадима Казакова регулярно контактируют с Всемирным Конгрессом Этнических Религий, собирающимся в Вильнюсе. Наконец, часть даже, казалось бы, наиболее радикальных националистов из числа московских язычников-"славян" во главе с А. Ивановым, П. Тулаевым и В. Авдеевым, сегодня поддерживают постоянные контакты с "Европейскими Синергиями"[13]. Но дело даже не в самих контактах, а в принципиальном изменении российского языческого мышления.

В частности, оно перестает помещать себя в рамки только "славянства" или только "одинизма". Все современное язычество постепенно по сути дела встает на путь оправдания религиозного синкретизма как единственно возможного "лекарства" от "ряженности", этноцентризма и фашизма. В России это не всегда происходит легко. Например, в славянской общине "Купала" в середине 1990-х годов возник конфликт из-за того, что волхв Всеслав Святозар стал использовать в обрядовой технологии помимо славянской традиционной культуры сюжеты культуры гольдов Амура, "пау-вау" (индейцев Америки), древнегреческой, прусской (Прибалтика), шведской, испанской, цыганской, арабской, турецкой культур. Сегодня это вполне распространенное явление. Как пишет на Изведнике Русского Язычества Ярослав Добролюбов ("Круг Бера"), "традицию и мифологию какого-либо одного народа и какой-либо одной эпохи современные язычники выбирают исходя из личной предрасположенности". Характерно в этом контексте и высказывание Доброславы, жрицы "Рязанской Славянской Языческой Общины": "Я выбираю Традицию, которая наиболее гармонична для меня, которая дает возможность творить, а не тащиться по колее".

Вообще этнические ценности и верования все чаще сознательно трактуются современными язычниками как универсальные, подходящие всем народам. Из специального послания известного защитника окружающей среды профессора Томаса Берри симпозиуму Международного научного общества синто «Синто и окружающая среда»: «Обращаясь ко всем людям, синто говорит им, что дорогу в святой мир можно найти в том месте, где мы сейчас живём. Первая добродетель синто — это жить чрезвычайно простой жизнью, прежде всего — сосуществуя с природой. Такое наследие японцев сейчас встречает понимание во всём мире. Синтоистские традиции стимулируют обновление межконфессиональных отношений. Благодаря этому расширяющееся человеческое сообщество, вероятно, сможет получить необходимую ему сейчас энергию, ему будет указан правильный путь, оно излечится». На примере таких высказываний видно, что современное язычество становится все более похожим на так называемые "мировые религии". И в этом основное противоречие современного язычества: пытаясь укрепить границы этноса при помощи религии, они на самом деле предельно размывают эти границы.

"Глобальные" проекты современных языческих религий содержат ряд выразительных идей относительно будущего человеческой цивилизации в целом. Среди наиболее популярных — грядущее спасение всего человечества от "технократической" гибели на основе сокровенных знаний о мире, сохраненных наиболее "мудрыми", "чистыми" и проч. народами, которые остались верны своим первоначальным религиям. Любопытно здесь, к слову, воздействие на современное неоязычества религий иудео-христианской традиции: вместо "цикличности" развития мира, традиционных "природных биоритмов" язычники приходят по сути к эсхатологизму, к апокалиптическому сознанию. Иногда язычники предлагают и место грядущего спасения, свой вариант библейского Арарата, зачастую "по-язычески" объявленный особым природным энергетическим центром Вселенной ("пупом Земли"): это или Алтай (у многочисленных местных бурханистов), или Урал, или Русский Север (как, например, у русских "скандинавов" или у группы "китежан" Вадима Штепы), или острова Японии с горой Фудзи. Но, впрочем, чаще конкретное место "спасения" не абсолютизируется, и подчеркивается, что спасение доступно каждому человеку, вне зависимости от происхождения, в том случае, если он осознает свое родство с природой и предками.

Одна из причин ослабления у современного язычества "антиглобалистского запала", на мой взгляд, заключается в том, что с годами оно все более "врастает" в окружающую реальность. На словах восставая против "агрессивной западной (американской) цивилизации", язычники в то же время подспудно усваивают все больше отдельных ее проявлений, делая их составной частью собственной культуры. Этот процесс ускоряется во многом ввиду особенностей социального состава языческих общин — ведь в них входят, как правило, молодые социально активные люди, часто с хорошим техническим и гуманитарным образованием, — те самые, которые, главным образом и составляют "двигатель глобализации" в мире.

Так, "антитехницизм" и "антимодернизм", видимо, уже не являются для язычества некоей определенной заданностью. В настоящее время появляется все больше языческих групп, в которых многие проявления технологического прогресса активно приветствуются. Возможно, в недалеком будущем противники "техники" вообще станут в языческой среде маргиналами. Уже сегодня ясно, что современное язычество активно растет за счет современных средств связи — в первую очередь, сети Интернет, так как именно она позволяет объединяться "верным" и "единомышленникам" со всего света, и в том числе строить планы всемирного "языческого возрождения" с участием всех "древнейших" религий. Жизнь этого неоязыческого "авангарда" — это постоянные съезды, конгрессы, конференции, а в промежутках между ними — обязательные форумы и чаты. Языческие сайты в сети последние десять лет растут, как грибы; образуются "кольца" дружественных сайтов, разделы "ссылок" пестрят адресами многочисленных коллег. Уже очевидно, что использование технических изобретений не заставляет современного язычника поступаться своими "экологическими" принципами. Так, мы видим, что именно "экопоселенцы", проживающие в отдаленных от крупных городов местностях, — наиболее активные пользователи Интернета, мобильного телефона, автономных электростанций, электропил и проч. Обычное объяснение для этого: язычник — свободный и сильный человек, он может позволить себе приобретать какую угодно одежду и пользоваться какими угодно предметами, ибо не в этом его религия. Нетрудно видеть, сколь многое здесь созвучно традиционной американской идеологии "потребления"…

Также и "экологизм" новейшего язычества вообще зачастую ближе к американским идеям "здорового образа жизни", нежели к патриархальному мировоззрению. Правильное, то есть, без всяких искусственных ароматизаторов, питание, одежда из натуральных материалов, лечение природными, нехимическими, средствами, жизнь в деревянных домах — все это неоязычники предпочитают не столько потому, что оно "завещано предками", сколько потому, что это полезно для здоровья их духа и тела, и потому, что в этом им видится единственный способ выживания в условиях современности.

Традиционные бытовые предписания все чаще истолковываются в языческих общинах лишь с точки зрения их утилитарности. Отсюда прогрессирующее размежевание собственно языческого религиозного мира и реконструкторских движений, стремящихся к детальному воссозданию древней одежды, питания, вооружения, борьбы, наконец, даже культовых предписаний. Все чаще "реконструкторы" из числа язычников подвергаются критике со стороны своих братьев по вере (часто в их отношении используется такая пренебрежительная характеристика как "ряженый язычник"[14]).

Интересную трансформацию переживает и семейная мораль в язычестве. Традиционный образ языческой общины, сложившийся в начале XX века: сообщество агрессивных мужчин, допускающих сугубо ограниченные контакты с противоположным полом, не допускающих женщин к своим собраниям и обрядам, чтобы "выстоять" в условиях женской эмансипации. Однако под влиянием волны 60-х годов прошлого века западные неоязыческие группы усвоили многие принципы феминистского движения (в первую очередь это касается викканок — выраженных феминисток, однако еще более интересно смягчение под их влиянием "патриархального настроя" в других неоязыческих группах). Сегодня этот аспект заметен и на территории бывшего соцлагеря: все больше женщин (как правило, жен "волхвов" или "шаманов"), активно включаются в жизнь языческих общин (в особенности это выраженно в сетевых формах общения, которые наименее контролируются какими бы то ни было патриархальными лидерами, и где дамы-язычницы чувствуют полную волю, в особенности под псевдонимами). Увеличивается количество "женских божеств" в языческих пантеонах, большее внимание придается легендам о "праматерях", фактически же — растет уважение к женщине в семье язычника. Наконец, не один десяток общин язычников в современной России возглавляют женщины[15].