Из книги Аполлона Коринфского «Народная Русь»:
Из раздела, посвященного дню св.Власия:
… Во многих местностях, ещё на памяти старожилов, в день святого Власия ровно поутру (до обедни) совершался обряд опахивания деревни – в ограждение от Коровьей Смерти. Иногда это, впрочем, производилось поздней осенью; но в большинстве случаев обряд приурочивался к 11 февраля. С самого Сретенья бродит, по народному поверью, это страшное для скотовода чудище по задворкам. 5 февраля оно осмеливается даже заглядывать во дворы, и беда тем дворам, где найдется в эту пору незапертый хлев, да где с осени не опахана деревня. Власьев день и так грозен для чудища более всего на свете; но ещё грознее он, если в этот день соберется деревня, по старому обычаю, «унять лихость коровью». Это унимание производилось по особому, соблюдавшемуся с незапамятных времен обряду. Накануне с вечера начинала обегать все подоконья старая старуха-повещалка, созывавшая баб на заранее условленное дело. Собиравшиеся идти за нею, в знак согласия, умывали руки, вытирая их принесенным повещалкой полотенцем. Мужики – от мала до велика – должны были сидеть по избам («не выходить ради беды великой»). Наступал заветный час – полночь. Баба-повещалка в надетой поверх шубы рубахе выходила к околице и била-колотила в сковороду. На шум собирались одна за другою готовые уже к этому женщины – с ухватами, кочергами, помелами, косами, серпами, а то и просто с увесистыми дубинами в руках. Скотина давно вся была заперта крепко-накрепко по хлевам, собаки – на привязи. К околице притаскивалась соха, в которую и запрягали повещалку. Зажигались лучины, и начиналось шествие вокруг деревни. Последняя троекратно опахивалась «межеводной бороздою». Для устрашения чудища, способного, по словам сведущих в подобных делах людей, проглатывать коров целыми десятками сразу, в это время производился страшный шум: кто чем и во что горазд, причем произносились различные заклинания и пелись особые, приуроченные к случаю песни: Вот одна из них:
«От окиян-моря глубокого, от лукоморья зеленого выходили двенадцать дев. Шли путем, дорогой немалою, ко крутым горам высоким, ко трем старцам старыим. Молились, печаловались, просили в упрос двенадесять дев: “Ой вы, старцы старые! Ставьте столы белодубовые, стелите скатерти браныя, точите ножи булатные, зажигайте котлы кипучие, колите-рубите намертво всяк живот поднебесной!” И клали велик обет двенадесять дев: про живот, про смерть, про весь род человеч. В ту пору старцы старые ставят столы белодубовые, стелют скатерти браныя, колят-рубят намертво всяк живот поднебесной. На крутой горе высокой кипят котлы кипучие, во тех котлах кипучих горит огонь негасимыим всяк живот поднебесной. Вокруг котлов кипучих стоят старцы старые, поют старцы старые про живот, про смерть, про весь род человеч. Кладут старцы старые на живот обет велик, сулят старцы старые всему миру животы долгие; как на ту ли злую смерть кладут старцы старые проклятьице великое. Сулят старцы старые вековечну жизнь по весь род человеч…».
Допев эту песню и совершив все, предписанное пережившим века обрядовым обычаем, все расходились по дворам, с крепкой надеждою на то, что страшное чудище не осмелится переступить за межеводную борозду.
В первом томе «Поэтических воззрений славян на природу» помещена в качестве грозного заклятия на Коровью Смерть другая, более близко подходящая к этому случаю песня, которая сохранилась и до сих пор повсюду, где даже никогда уже и не вспоминают про обряд опахивания, в то время как приведенное выше песенное заклинание давно успело отойти в область преданий забытого прошлого.
Смерть, ты Коровья Смерть!
Выходи из нашего села,
Из закутья, из двора!
В нашем селе
Ходит Власий святой
Со ладонном, со свечой,
Со горячей золой,
Мы тебя огнем сожжем,
Кочергой загребем,
Помелом заметем,
И попелом забьем!
Не ходи в наше село,
Чур наших коровушек,
Чур наших буренышек,
Рыжих, лысых,
Беловымьих,
Криворогих,
Однороги-их!
Если при совершении опахивания попадалось навстречу какое-нибудь животное (собака или другое), то на него накидывались всей толпою, гнались за ним и старались убить. Поверье гласило, что это попалось само чудище, обернувшееся в животное, чтобы пробраться за деревенскую околицу. В старинных сказаниях ведется речь о том даже, что совершившие обряд не давали пощады и встречному человеку; но это не подтверждается летописными данными, так что вернее всего может быть отнесено к досужим измышлениям старины, которая сама окрестила сказку прозвищем «складки», противопоставив ей «песню-быль».
Отредактировано Iоанн Пламенный (2009-04-23 12:55:07)